Позже, когда торжества окончатся, вы устроите свой собственный праздник. Муха летит прочь от ликующих людей, за склон большого холма, где соберутся все товарищи по борьбе - те, кто вместе с тобой создавал эту победу.
Вы разводите небольшой костер и печете каштаны и креветки, и запиваете их молодым вином. Девушка с голубыми волосами прижимается к тебе, ее щека на твоем плече, и отблески пламени танцуют в ее глазах; и ты вспоминаешь истории о битвах и подвигах, одна невероятнее другой... и Зев не знает, что все они - правда.
И все живы - крепкие, веселые, и жадные до жизни, они смеются и шутливо борются друг с другом на пружинящем ковре синей травы.
Неяркое солнце ласкает твое лицо, ты лежишь и смотришь на плывущие в небе облака. И когда приходят сумерки, в тишине ты любуешься огромным диском гаснущего солнца...



...Мои запястья и щиколотки прикованы к столу. Я дергаюсь, пытаясь освободить руки, но наручники сильнее впиваются в кожу, и первые капли крови сочатся по пальцам... Я знал, что так будет, но должен был попытаться. Металлический ошейник так крепко стискивает горло, что каждый вдох дается с трудом. Но он недостаточно тугой, чтобы можно было попробовать положить этому конец... Затылок холодит металл стола. Я знаю, мне не выбраться живым...

Забавно... не думал я, что именно этот день станет днем моей смерти, но Его Божественная Тень решил иначе. Что ж, я ошибся, он оказался прав.

В глазах у меня потемнело, поэтому я не сразу замечаю его. Вот он появляется в поле моего зрения, и я вижу белое спокойное лицо с длинной прядью темных волос вдоль щеки.
Его карие глаза оглядывают меня, скользят по телу, коротко встречают мой взгляд. В них никакого интереса, никакой вражды - ничего.

Бруннен-Джи... Как я ошибся! Краткий миг надежды, когда я увидел его там, на мосту, исчез - и никаких сожалений! Пророчество не может помочь в нашей борьбе, победа будет завоевана нашими собственными руками.

"Ты не умрешь от кровопотери раньше, чем это необходимо". Я не вижу, что он делает, но притихшая было боль в груди от прежней раны взрывается яркой вспышкой агонии. Я задохнулся, стараясь не кричать. Убийца отступает от меня, и я вижу, как его оружие плавно прячется в ножнах на запястье. Горячая кровь, пульсируя, струится по моей груди, но он прав - это еще не убивает меня.

"Его Божественная Тень приказал мне услышать твои мольбы о смерти, прежде чем я убью тебя", - голос звучит ровно и спокойно. Я облизываю губы - соленая кровь запеклась коркой.

"Я прошу тебя убить меня".

В этих словах нет подобострастного унижения; моя гордость означает нечто большее - и моя смерть слишком вероятна, чтобы волноваться об этом.

"Нет, - он слегка склонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то. - В твоих словах нет правды. Я буду увечить тебя до тех пор, пока ты не попросишь меня о смерти".



День нашей победы. День, за который заплачено миллионами жизней... единственный день, ради которого ты живешь - со всеми этими жизнями за тобой.

Вздыбленные скалы Erico, обрушивающееся горящее небо, запах раскаленного металла и обугленной плоти - кажется, что для дыхания уже ничего не осталось в этой отравленной атмосфере, и если бы можно было, ты бы вовсе не дышал... Но в твою ладонь в золотом сиянии просочился ключ к Лекссу. Сила. Самое могущественное и совершенное оружие в двух вселенных теперь подвластно тебе.

Ты думал, что сможешь принести победу, увидеть, как лица спасенных светятся счастьем и благодарностью. Не получилось. Остается только надеяться, что Тео сможет довершить начатое. Ключ лег в его руку так легко и естественно, что на мгновение ты чувствуешь холод сожаления. Как глупо. Тео сделает все не хуже тебя.

Он не изменит тебе.



Звякнул о металл стола ящик с инструментами, убийца разглядывает его содержимое с легким выражением озабоченности на тонком красивом лице. Его ловкие пальцы перебирают острые предметы, и я невольно пристально слежу за ними. Внутри меня все кричит от ужаса, хотя я готов к боли. Да, я понимаю, что это невозможно - но я должен терпеть.

В руках убийцы мягко щелкают клещи, и я невольно кусаю губы. Мое застывшее лицо не выдает страха, который воет внутри. Холодное прикосновение его руки - она мягко скользит по моей груди. Я обнажен, и кожа чувствует путь его ладони. Интимность прикосновения мучительна - пока он просто изучает мое тело, ищет подходящее место для начала. Мои медальоны и амулеты пропали, да и чем они могут помочь сейчас... был яд в одном из них, но может быть, так лучше: какие танталовы муки - знать, что он близко, но ты не сможешь дотянуться.

Клещи зажимают сосок, и я закрываю глаза.



Думал ли ты о том, что вспомнится тебе в такой момент? Это не будет милым... или чистым... или неизменным. Это не принесет покоя. Иногда это будет больно.

Но ты все равно приветствуешь это.

Обнаженное тело Тео в мерцании угасающего огня... блестящее потом, сильное, и гладкое, и живое; он лежит, раскрывшись тебе навстречу, его темные глаза улыбаются, и твои ладони чувствуют твердые выпуклые мышцы груди. Его запах, его легкий стон, когда он кончает - воплощенный секс. Он принадлежит тебе - и ты принадлежишь ему в эти мгновения.

Джиггерота... ее коварные золотистые глаза и дерзкая усмешка, ее губы, такие мягкие и сладкие, несмотря на привкус крови. Она попытается убить тебя после ночи, проведенной вместе, но как на нее сердиться? Все равно, что винить ящериц Кластера за то, что они убивают.

Стен... В его глазах сверкают непролитые слезы, голос дрожит, когда он клянется, и твой сын с улыбкой смотрит на него. Он верит речам Стена, и ты тоже веришь им. Стен предатель... ты не успел сказать ему, что твой сын мертв.

Зеленые волны энергии, сметающие все на своем пути. Все живое. Какая чистота - ни крови, ни искалеченных, агонизирующих тел. Просто чистая смерть и забвение. Ты хотел бы так умереть... не истекая кровью и мочой, и визжа, как свинья...

Ящерицы Кластера тоже убивают чисто. Безжалостные, точные машины, их свернутые кольцом тела скрывают огромную, беспощадную силу. Ты не чувствуешь страха, глядя, как они бьются о тюремную решетку в дюйме от твоего лица. И бомба-жучок мягко выползает из твоей ноздри...

Зев... У тебя был счастливый день, правда? Эти блестящие глаза смотрят на тебя с робостью и восхищением. Ее мягкий рот дарит тебе поцелуй - любой был бы рад умереть с воспоминанием о нем.

И убийца... Грация и красота Бруннен-Джи, и холодная агония его прикосновений.

Ты знаешь, что тебе надо вспомнить. Вспомни это сейчас - потому что время пришло.



Я не стану кричать; крепко стиснул челюсти, так, что ноют зубы. Но он все-таки добился своего - и один раз вскрикнув, я уже не могу остановиться, под конец я совсем охрип. Липкая кровь на груди быстро холодеет, новые струйки почти незаметны - но они шипят, когда он подносит горелку к ранам - и я кричу опять, и бьюсь головой о гладкий металл стола, и чувствую, как кровь заполняет рот и стекает в горло.

Сейчас он отошел. Не думаю, что это конец - давай, убийца Его Тени, ты сумеешь придумать что-нибудь получше. Я должен вынести еще многое, и ты не остановишься, пока я могу терпеть.

Его белые руки покрыты алым, и он вытирает их, не потому, что ему неприятно, просто липкое помешает ловкости его пальцев. Он берет другой инструмент - длинный узкий пинцет, такой изящный, что я удивляюсь, как он сможет этим терзать мое тело. Но я не сомневаюсь в его способностях.

"Скольких людей ты убил?" - сладкий вкус густой крови во рту, не только от прокушенных в муке губ. Кровь поднимается изнутри; очевидно, удар его оружия, пробивший грудь, повредил легкое. Опущенная голова поворачивается ко мне, безмятежные прозрачные глаза встречают мой взгляд.

"Я не знаю. Так много, как Его Божественная Тень приказал мне".

"Это доставляло тебе удовольствие?" - металлический ошейник больно впивается в горло при каждом слове; и я знаю, нет смысла в этом разговоре. Но пусть он не считает меня мертвым до того, как я умру!

Пышноволосая голова медленно качнулась - изящный цветок на стройной шее - его голос не дрогнул; он никогда не дрожит.

"Я не испытываю удовольствия от чего-либо. Я мертв".

Я знаю это; есть судьба худшая, чем любое другое наказание.

"Как давно?"

"Время не имеет значения, когда ты проводишь его в криосне. Я не должен говорить с тобой, Тодин-еретик."

Я улыбнулся. Действительно!



Кровь на его руках никогда не будет столь обильной, как на твоих. Скольких он мог бы убить? Тысячи? Действуя своим оружием в руке... Он не может знать, что это такое - видеть, как живая планета взрывается в хаосе огня. Как мужчины, женщины, дети умирают, даже не успев понять, что произошло.

Или, может быть, он знает.

Чего он точно не знает - так это, что чувствуешь ты, когда мог бы одним движением руки уничтожить целый мир. Миллионы мертвых, чтобы еще миллионы могли остаться в живых.

Кого ты ненавидишь настолько, чтобы рассказать ему об этом?



Пинцет рвет мое тело изнутри. Кровь опять бьет горячей струей и стихает, падая на пол отдельными каплями. Я слишком устал, чтобы громко кричать, но не могу сдержать всхлипываний. Какая-то часть меня отмечает, что эти кудахчущие звуки похожи на смех сумасшедшего... Нет, я еще не сошел с ума. Пока нет.

"Что теперь?" - те моменты, пока он кладет на стол пинцет и выбирает другой инструмент, дают мне краткую передышку - но боль уже подчинила меня себе, она не уйдет так быстро. Только с моей жизнью.

"Теперь я собираюсь кастрировать тебя", - он задумчиво склонил голову, голос такой мягкий и заботливый, почти усыпляющий. Какой чистый профиль, его красота превосходит воображение, темный шелк волос в длинном локоне ложится тенью на лицо. Теперь он выбрал большие щипцы и поворачивается ко мне. Я смотрю прямо ему в глаза, когда он наклоняется надо мной.

"Как тебя зовут?"

"Тебе не нужно знать мое имя, Тодин. Достаточно, что я знаю твое".

Почему я все еще надеюсь, что это именно он? Потому что умереть от рук простого убийцы слишком горько и мучительно? Неправда. Во мне нет горечи. Все это было ради Лексса - и нашей борьбы - только это имеет значение. Не Тодин.

"Ты мог быть тем, кто уничтожит Священный Порядок. Если ты был Бруннен-Джи..."

Ничто не дрогнуло в его лице, даже не шелохнулись темные ресницы. Я чувствую, как щипцы крепко стискивают мои яички и прежде, чем он начнет, поспешно спрашиваю:

"Как тебя зовут, Бруннен-Джи?"

Он делает быстрый жест обеими руками - и когда первая волна боли захлестывает меня - я кричу, и в словах выплескиваю вопль страдания:

"Ты не помнишь, ты не помнишь свое имя?!!"



"Как зовут твоего папу? Давай, ты знаешь!"

Твой сын хихикает. Он просто не воспринимает Стена всерьез. Но когда он заговорит, он скажет именно имя Стена. Он не понимает, почему Стен исчез, он ждет его. Он продолжает спрашивать о нем, даже когда вы предаете анафеме имя изменника. Он не знает, сколько людей умерло, из-за того, что Стен хотел жить.

Но, в конце концов, он поймет. Слишком рано он это узнает - но такова его жизнь. Он узнает то, что должен - как скрываться, как убивать. Как выбирать. Он верит в нашу борьбу, как верят в сказки.
Он знает, что умрет. Но продолжает звать тебя, когда они рвут его тело на части.

Моя вина, что меня не было рядом, мой маленький...

Вот и все об имени.



Из раны в паху хлещет кровь. Он стоит передо мной, тонкие пальцы теребят щипцы, карие глаза внимательно смотрят мне в лицо. Он хочет понять, сколько я еще выдержу.

"Бедное дитя", - мои слова звучат так тихо, что я сам удивлен. Я знаю, что он поймет меня - хотя, думаю, я первый, кто пытается говорить с ним, когда рот полон крови.
"Он похитил твою память. Так же, как он похищал память всех, кого убивал".

Он не прерывает меня. Его глаза смотрят на меня с прежним выражением.

"Ты чувствуешь холод, правда? - я говорю мягко. - Память - вот что согрело бы тебя. Но они могли бы убить тебя тоже".

"Я уже мертв", - говорит он. Я качаю головой. Сейчас он не понимает... или, может быть, не хочет понять.

Щипцы входят в открытую рану в паху, поворачиваются, и мой мозг выплескивает вой, но рот только выплевывает немного крови...



"Сдавайся, и он будет свободен".

Ты не веришь им. Сын Тодина!.. Ты еще не сошел с ума, чтобы надеяться, что они позволят ему уйти. Но тебе нужно сдаться. Ты должен быть на Кластере в день великого свершения. Это важнее всего, в конце концов.

И ты думаешь - может быть, они пошлют его в приют. Да, ты никогда не найдешь его, даже после вашей победы - но он будет жить.

Ты мог бы помочь, но приносишь свою собственную жертву - после миллионов и миллионов жизней, которыми ты пожертвовал.

Он был еще жив, когда тебе позволили увидеть его. Изо рта сочилась кровь, он весь был в крови и задрожал, когда ты прикоснулся к нему. Он не узнал тебя и подумал, что начнутся новые пытки, а он не может ни бороться, ни сделать что-нибудь.

Это последняя победа Его Божественной Тени - ты дал ее ему. Но последний вдох твоего сына - можешь ли ты отдать это?



"Не... не дай ему украсть мою память, как он украл твою..."

На какое-то мгновение мне кажется, что в его карих глазах мелькают золотые искорки понимания, но он качает головой, шелковистая прядь волос танцует вдоль щеки, его лицо - как маска волшебной, незабываемой красоты: "Его Божественная Тень приказал мне вырвать твой язык".

Я смеюсь.

"Как будто это может помочь ему!" - теперь я говорю не для него, я кричу тому, кто незримо присутствует здесь, управляя им. "Его Тень будет уничтожен. Он создал свою смерть, когда он создал Лексс..."

В его руке сверкает нож, он с усилием протискивает лезвие между моими зубами, и пламя, а не боль, обжигает рот. Кровь заливает горло, мне приходится судорожно сглатывать ее, чтобы вдохнуть воздуха. Как сквозь тонкую багровую вуаль, я вижу его лицо, совершенно очерченные губы слегка дрожат от усилия, с которым он тащит окровавленный комок из моего рта.



Это все, это конец, теперь их уже никогда не позвать - Тео, твоих друзей по оружию, ту, которую ты мог бы полюбить... твоего сына. Это не так плохо, как кажется, ведь все они мертвы...



Я вижу, как он бросает на пол безобразный сгусток, бывший моим языком, такой же мертвый, как и он сам. Его ясные глаза смотрят на меня.

"Теперь ты не сможешь попросить о смерти", - тихо говорит он. Кровь булькает в горле, когда я пытаюсь смеяться. Я хотел бы спросить, как Его Божественной Тени понравилось все это. Я не могу, конечно - да и, в конце концов, это дурацкий вопрос. Боль огнем полыхает во рту.

"Но ты все-таки умрешь".

Все умирают.

Я улыбаюсь, спиной чувствуя холод металлического стола. Покой... Он поднимает руку, запястьем ко мне, блестящее отполированное лезвие смотрит на меня, и я бешено трясу головой, стараясь поймать его взгляд.

"Чего ты хочешь, Тодин?" - мое имя, как теплый мед, звучит в его ровном голосе, и я хриплю, тяжело дыша, не заботясь о разборчивости: "Подойди ближе..."

Он слушает - он понимает меня; но это слегка отсутствующее выражение на его лице просто может означать, что он сопоставляет мою просьбу с инструкциями Его Тени.

"Теперь я убью тебя во имя Его Божественной Тени", - говорит он, и делает шаг ближе.

Я тяну руку. Браслет наручника врезается в запястье, почти дробя кость, боль ослепляет - но я продолжаю дергать, обдирая кожу, выворачивая суставы, какая-то часть меня отрешенно прикидывает, что не выдержит раньше - рука или наручники... Я освободился. Что ж, хорошо, но какое теперь это имеет значение? Кровь капает с пальцев, когда я обнимаю его за шею.

Красивый...

Его щека такая гладкая под моими ободранными пальцами, мраморно-белая против алого - и он продолжает смотреть на меня серьезными глазами, с выражением почти детской невинности.

Я тяну его голову ближе к себе - нас разделяет несколько дюймов - и прижимаю свои окровавленные губы к его - мягким, податливым и холодным. Это не настоящий поцелуй - у меня нет языка, чтобы почувствовать его рот, но я удерживаю его, и он не сопротивляется - и я выдыхаю в него все, что имею. Крепкая грудь Тео под моими пальцами; тускнеющие глаза моего сына, когда он умирал на моих руках; мощь ящериц Кластера, которых я видел так близко; сладкий рот Зев... Я отдал все в потоке золотого сияния, соединившего наши губы, и он вдохнул это - и его темные длинные ресницы дрогнули в удивлении. Я чувствую, как опустел мой мозг - но это хорошая пустота.

И как будто что-то тоже передалось мне от него. Не золотое, просто как будто бледный, почти незаметный образ. Песня, которая будет со мной всегда - сколько я буду. Моя песня. Бледное лицо старой женщины - отнимающей надежду, дающей надежду снова. Девушка - ее ладони обнимают мое лицо. Вспышка белой боли, когда нож Его Тени входит в мое сердце.

Я улыбаюсь. Кай... его зовут Кай.

Свистящий звук лезвия, оно проникает в мое тело и вырывает сердце. Наверно, я кричу - я уже не слышу этого. Я больше ничего не осознаю. Мои чувства покинули меня - и жизнь уже покидает меня. Мое зрение подводит меня - и в последнем проблеске сознания я вижу Кая, он держит в ладонях мое вырванное сердце, и лицо у него такое сосредоточенное, как будто он прислушивается к чему-то...



Встретьте меня по ту сторону, пожалуйста...

THE END



перевод © HELEN